Ufameteo.ru сейчас в Уфе +1°C

 

Сажайте, и вырастет

<p>«Сажайте, и вырастет». Андрей Рубанов.</p>

«Сажайте, и вырастет». Андрей Рубанов.

Действие романа начинается во второй половине 90-х годов. Молодого банкира – Андрея Рубанова, арестовывают по обвинению в финансовых махинациях. А именно – в соучастии в краже из бюджета огромной суммы, совершённой одним из неназванных министров. Приехавший в столицу из деревни журналист, спортсмен, амбициозный молодой человек попадает на «нары». Сначала – в комфортное «Лефортово», где с усмешкой ждёт, что всё кончится, и его выпустят через месяц. Потом – в «настоящую» тюрьму, «ад для дураков» - Матросскую тишину.

Суть самой афёры здесь не важна, и ей, в общем, уделяется совсем немного внимания. Смысл – в становлении героя, его пути от самоуверенного, наглого и привыкшего решать все проблемы с помощью пачки банкнот к … кому, не совсем ясно. Но уж точно не просветлённому Дао.

Путь этот интересен сам по себе. В конце концов, мы можем с отвращением относиться к «блатняку» и насаждаемой иными воровской романтике, но определённого интереса к тюремной жизни, жизни с «небом в клеточку», отрицать никак нельзя. Ещё и потому, что здесь кроется метафизический корень противоречия «свободы и неволи», тюрьмы в голове, которую каждый носит с собой от рождения и зачастую – до смерти.

Повествование ведётся от первого лица. Этот позволяет автору отвлекаться на массу интересных отступлений, вскрывающих суть современной жизни и постепенно восходить к старым, как Евразия, вопросам. Например, что же всё-таки есть Россия – Европа, Азия, что-то среднее или вообще другое?

«На этот счёт, как известно, есть два мнения. Одно – европейское. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые», - сказал величайший поэт, чья жизнь протекала в европейской столице.
Но в центре Азии, в Китае, на эту же тему давным-давно сложена совсем другая поговорка. Бранная. «Чтоб ты жил в эпоху перемен!».
Если я – азиат, тогда мне действительно не повезло… Но если я – европеец, тогда я счастливейший из смертных. Остаётся понять, где же я, собственно, живу, - в Азии или Европе? Или сказать себе, что обитатель обширной страны, чьи границы теряются в бесконечности, обречён вечно маяться между Западом и Востоком, между тишиной и бурей.
Я – ни там и ни здесь. Вот моё невезение. Наше. Общее. Или – наоборот, удача. Фортуна».

Такие мысли появились у него в тюрьме. Раньше нувориш Андрюха был убеждён, что Москва – азиатская столица.

«В этом городе, как в монгольской степи, круче всех тот, у кого самый большой табун. Многим хмырям бибикал самодовольный Андрюха. А сзади, нагоняя, бибикали столь же довольные собой хмыри, чей табун превышал поголовье табуна Андрюхи. У некоторых под капотом победно ржали и пятьсот лошадей, и больше. Завидев в зеркальце заднего вида такой табун, Андрюха уступал. Откочёвывал в другую полосу движения. И если он медлил это сделать, то хозяин табуна - бибикал».

Вообще, подобные рассуждения рождались у героя в тот момент, когда он не познакомился с настоящей тюрьмой и даже не знал, какая она. Когда он надеялся её победить и стать благодаря ей сильнее. Когда не погибшее внутри ницшеанство заставляло совершать пробежки в тюремном дворике, отжиматься на кулаках, читать, осваивать медитацию и возражать сокамерникам, тёртым сидельцам.

Кстати, параллельно тут возникает масса колоритных и интересных персонажей. Тот самый тёртый сиделец Фрол, убеждённый, что необходимо вновь вести расстрел, и заявляющий, что с удовольствием выбрал бы смерть от пули тогда, 20 лет назад, вместо того чтобы потом маяться два десятилетия по лагерям. И следователь из глубинки, мающийся головной болью от «бибикающей» Москвы («Почему здесь так шумно? Почему водители не снимают руки с кнопки сигнала, как будто проклятая бибикалка – главная деталь их автомобиля?»). И, конечно, смотрящий «Ада для дураков», «хаты» в Матросской тишине – Слава Кпсс.

Именно настоящая тюрьма, куда герой попал спустя год обитания в «Лефортово», убедила его в том, что те невзгоды были сущей ерундой. Здесь он понял, как глупо было думать о победе над тюрьмой, которая даже не показывала ему до определённых пор своей сути.

Однако и здесь, под дубинками, в карцере, среди полутора сотен зэков в камере, рассчитанной на 30 человек, проходил второй – главный этап становления.

Третий и четвёртый – на воле, в условиях номинальной свободы. Её герой с треском, с усилием постепенно превращал номинальную свободу - в настоящую. И пришёл в итоге, к чему – судить читателю. Сам герой, выйдя из тюрьмы и расплатившись с последним долгом, выйдя на балкон, думает про себя:

«То ли банкир, то ли сварщик; то ли алкоголик, то ли трезвенник; то ли писатель, то ли фальсификатор коммерческих бумажек – я смотрю со своего балкона по сторонам и вниз.

И вижу перед собой – то ли Европу, то ли Азию; то ли тюрьму, то ли свободу; то ли мёртвую Совдепию, то ли живую Россию».

Книга окончена, говорит автор. Все… свободны.

Думаю, читать этот роман, безусловно, стоит всем, кому больше 16 лет. Здесь есть интереснейшая игра слов (в названии, хотя бы; кроме того, когда очередной сокамерник в Лефортово объясняет ему хитрую тюремную систему, при которой бывшие сокамерники при переводах в другие «хаты» не только никогда не встретятся друг с другом, но даже и с общими знакомыми, он усмехается: они не только сажают, но и сеют…). Есть множество интереснейших наблюдений о жизни и рассуждений.

Например, о том, что мобильная связь «разгромила» всю «тысячелетнюю культуру общения».

«Ныне телефонные собеседники общаются, выразительно играя голосом, интонациями, громкостью; но при этом их лица от умственного напряжения оползают вниз, глаза стекленеют и смотрят в пустоту, рты теряют форму – иными словами, утрачивается красота, сверхчувственность, особая магия разговора. Теперь возможны такие диалоги, когда один собеседник чувственно шепчет, а другой напрягает слух и кричит, посреди цеха или котлована».

В конце концов, это просто хорошая современная литература с множеством интересных и живых персонажей.

PS: Из этой книги вы можете узнать, что в «хатах», рассчитанных на тридцать с небольшим человек, в реальности содержится в разы больше арестантов. Что голод, болезни, всеобщее озверение – не самый страшный их враг. Что они могут целые сутки стоять, просто потому, что негде сесть – слишком много тел вокруг, а спать – по сменам, по нескольку часов.

И ещё – что даже там можно оставаться человеком.

Другие статьи Сергея Щербенка