Маркетолог Дмитрий Эйгенсон объяснил свой отказ от предложения Башкирской содовой компании стать модератором дискуссии с защитниками Куштау. Недавно эксперт вернулся из Израиля и согласился занять пост заместителя генерального директора «БСК» по организационной и кадровой политике, но после столкновений активистов с ОМОНом и посещения шихана Радием Хабировым передумал. 

В интервью радиостанции «Business FM Уфа» Эйгенсон сообщил, что должен был выстроить диалог между всеми сторонами конфликта и выбрать лучший вариант развития событий, но после выходных его работа стала бессмысленной. 

«Там, где, условно, говорят пушки, чувства молчат, а моя работа – это как раз работа с чувствами. Убрать накал страстей и попробовать прийти к фактам. Посмотреть документы, цифры и послушать разные точки зрения. Сейчас это стало бессмысленным, потому что это инструменты мирного времени. Тем более этот конфликт поднялся на высокий уровень, я себя там не вижу. Я сознательно не говорю об этической точке зрения, готов ли я участвовать в проектах, где применяется сила. Применение силы – это очень плохо, я гуманист, для меня это неприемлемо. Я отчётливо понимаю, что там, где есть сила, диалог невозможен. Там, где невозможен диалог, невозможно понимание, а там, где нет понимания, нет и решения. Поэтому я и принял решение, что моя работа здесь бессмысленна, а я так работать не привык, делая что-то, но чётко понимая, что это ни к чему не приведёт. Я не понимал, насколько сильно изменилась ситуация за полтора года. БСК, как и любой крупный бизнес в стране, всегда у большинства населения вызывает какие-то вопросы, условно, ты живёшь плохо, а там большой капитал. Моё мнение – это не совсем корректно, любой бизнес надо рассматривать с точки зрения того, что он делает, что даёт, что забирает и так далее. Я не защищаю БСК, и это было принципиальной позицией на переговорах, что я не буду их адвокатом, и они были готовы к открытости, мне это импонировало. Я нигде не писал, что БСК хорошие, а протест – это плохо. Я написал, что хочу приступать к этой работе, будем делать то-то и то-то, давайте общаться, будем разговаривать. В итоге я получил огромное количество негативного фидбека и понял, что за эти полтора года эмоции накалились очень сильно. Сейчас для людей любой озвученный момент, который хоть как-то может изменить ситуацию в пользу компании, даже теоретически, это плохо. А я думаю, что надо смотреть в целом на то, что ситуация может измениться, потому что с одной стороны силовой конфликт, а с другой – решение, которое удовлетворит какое-то количество людей».